Бесспорно, любое произведение великого мастера Виктора Гюго — это бесценное наследие мировой литературы. Но, наверное, все-таки самым титаническим его трудом, наиболее глубокомысленным и философским, равно как и самым прекрасным и поэтическим, является роман “Отверженные”.
Столько вечных морально-этических и нравственных вопросов, актуальных и по сей день, поднимает автор в своей книге, над которыми рано или поздно придется задуматься хоть сколько-нибудь совестливому человеку, даже незнакомому с творчеством писателя, и о которых до сих пор спорят в христианском мире, тщетно пытаясь прийти к общему знаменателю. Например, все согласятся с тем, что воровство — это недостойный человека проступок, несовместимый с христианской этикой. Но по-христиански ли осудить человека, причем единственного кормильца, без которого семья наверняка погибнет, на каторгу на пять лет (плюс еще 14 за попытку бегства) лишь за то, что он, отчаявшись от безысходности, не ради спасения даже своей жизни, а ради умирающих от голода детей, крадет маленькую булочку? И вправе ли государство, не могущее обеспечить свой народ возможностью честным трудом зарабатывать на более-менее нормальный уровень жизни, как минимум чтобы красть не приходилось, выносить такой приговор? И не является ли этот проступок, совершенный во имя спасения других, в то время как человек осознает, что он, возможно, губит свою бессмертную душу, может быть, даже неким подвигом?
Далее, действительно ли милость превозносится над судом, как утверждает Библия, и на самом ли деле нужно отдать верхнюю одежду тому, кто захочет взять рубашку? Правильно ли поступил епископ Диньский, когда не выдал ограбившего его Жана Вальжана властям, более того, подарил ему все украденные вещи, да еще и прибавил к ним серебряные подсвечники, выкупив этим его душу у зла? Может быть, нужно было засадить его за решетку? Отправить на каторгу еще на пять, а лучше десять лет (как, возможно, сделали бы многие из нас)? Что это — укрывательство преступления и попустительство злу или благороднейшее движение самоотверженной души? А как часто мы готовы осудить, наказать своего ближнего за малейшую причиненную нам обиду!
Допустима ли ложь во спасение? Если нет, то почему Гюго говорит о монахине, которая единственный в своей жизни раз, причем дважды подряд, солгала, чтобы спасти Жана Вальжана от преследующего его полицейского надзирателя Жавера: “О святая девушка! Вот уже много лет, как тебя нет в этом мире; ты уже давно соединилась в царстве вечного света со своими сестрами-девственницами и братьями-ангелами. Да зачтется тебе в раю эта ложь!”? Впрочем, многие подобной чепухой себе головы не заморочивают и относятся к этому гораздо проще: для них солгать — что в воду плюнуть.
Поднимает автор и еще один довольно деликатный вопрос. Возможно, это безнравственно иметь внебрачного ребенка, но не более ли безнравственно для общества заклеймить оступившуюся женщину вечным позором, лишить ее последнего шанса трудовой и честной жизнью искупить ошибки юности, неизбежно обрекая тем самым на жизнь продажную и полную падений? Кроме того, почему за ошибки должна расплачиваться только она одна? Ведь отец ребенка виноват как минимум ровно настолько же, почему же тяжесть ответственности, даже в наше время, когда все-таки общество стало гораздо гуманнее и лояльнее, ложится в основном на плечи матери-одиночки? И все же как часто мы любим посплетничать и посудачить о чужой беде, поперемывать кому-то косточки...
Очень интересен изображенный в произведении духовный облик епископа Диньского, в котором воплотились представления Виктора Гюго о том, каким должен быть истинный священнослужитель, призванный нести Божью любовь людям. В отличие от многих нынешних священников (не важно — православных ли, католических или протестантских), разъезжающих в шикарных автомобилях, живущих в роскошных особняках и имеющих немалый доход, простой кюре Мириэль начал поприще епископа с того, что променял свой дворец, который “представлял собой огромное, прекрасное каменное здание”, на “тесный, низенький двухэтажный” больничный домик. А произошло это следующим образом: “Через три дня после приезда епископ посетил больницу, а затем попросил смотрителя пожаловать к нему. “...Послушайте, господин смотритель, вот что я хочу сказать, — продолжал он громче. — Тут, по-видимому, какая-то ошибка. Вас двадцать шесть человек, и вы ютитесь в пяти или шести маленьких комнатках. Нас же только трое, а места у нас хватит на шестьдесят человек. Повторяю, тут явная ошибка. Вы заняли мое жилище, а я ваше. Верните мне мой дом. Здесь же хозяева — вы”. Жалованье епископа составляло 15 тысяч ливров, из них на свои личные расходы он оставлял всего 1 тысячу (то есть даже меньше 10%), остальное отдавал на благотворительность (это вам не 1 копейка с каждой пачки памперсов!). Кроме того, епископ Диньский отказался от экипажа, чтобы деньги, получаемые на его содержание и разъезды, тоже отдавать бедным, больным и сиротам. “Что касается побочных епископских доходов — с церковных оглашений, разрешений, крестин, проповедей, венчаний и т.д., то епископ ревностно взимал деньги с богатых, но все до последнего гроша отдавал бедным”. Вот бы нынешним священнослужителям, взимающим, наоборот, деньги с бедняков, простых людей, и заискивающим перед власть имущими, брать с него пример!
В общем, есть о чем задуматься, читая и множество раз перечитывая книгу, а затронутых автором глубоких философских вопросов в произведении очень много, мы не рассмотрели и малой толики. Чтобы найти правильные ответы на эти вопросы, некоторым, возможно, понадобится вся жизнь, потому что с каждым годом мы по-другому смотрим на себя и окружающих и иначе оцениваем происходящее.
Елена ГОРДИЕНКО
Немає коментарів:
Дописати коментар